КОГДА БОЛИТ ДУША ИЛИ ИСТОРИЯ О НЯНЕ ИЗ ДЕТСКОГО ДОМА
Людям, которые страдают от депрессий, страхов, неврозов, я всегда рассказываю эту историю. Этот живой опыт можно брать и использовать в жизни. Это настоящий пошаговый план выхода из депрессии, так можно сказать.
А узнала я её от Ольги и Алексея Ивановых. Вот, что они рассказали.
– Когда мы усыновили ребенка с водянкой головного мозга, все крутили пальцами у виска. Но мы были спокойны, потому что для нас в этом и было настоящее Православие: действовать не по правде человеческой, а по правде Божьей. Помните, в Евангелии от Матфея в 18-й главе: «И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает».
Кирюшку мы увидели в какой-то социальной группе по детям-сиротам. Ножки у него не ходили, но на видео от его лица шло такое сияние радости жизни, в речи его сквозил такой ясный ум и доброта, что наше сердце просто замерло. Мы прошли школу приемных родителей, собрали нужные документы и забрали Кирюшку домой.
А так как у нашего сына стоял шунт, который не давал лишней жидкости скапливаться в голове, то раз в год мы ездили на осмотр в Москву к нейрохирургу Дмитрию Юрьевичу Зиненко. Этот такой удивительный верующий врач, который оперирует детей-сирот: уменьшает им головы, ставит шунты, направляет на грамотную реабилитацию – и дети расцветают, начинают говорить и ходить. А значит, у ребенка появляется шанс попасть в семью.
Так вот, сидим мы, ожидаем приёма. Кирюшка смеется на руках, радостно болтает, хлопает в ладоши. И тут по коридору проходит медсестра. И удивленно так:
– Ой, а это же наш Кирюша! Он у нас так долго в реанимации лежал, только няня Галина Валентиновна его и спасла своей любовью.
Мы внимательно расспросили медсестру о спасительнице нашего сына. Оказалось, что Галина Валентиновна – это няня из детского дома Кирюши.
– Часто детские дома не предоставляют ухаживающих, и сироты лежат в больнице одни, – рассказывала нам медсестра, – тут некого винить. Детей в детдоме полно, на всю группу три-четыре нянечки, зарплата копеечная. Кому охота неделями лежать с сиротой в больнице. Лежат эти малютки одни, молчат. Плохо им, больно – они все молчат. Жалко их. А вот Галину Валентиновну мы хорошо все знаем – примелькалась в отделении: она всегда ложится даже с самыми тяжелыми детьми. Вашего вот Кирюшку все на подушку свою клала, гладила и приговаривала: «Ты только выздоравливай, касатик, а уж мама тебя обязательно найдет!». Все процедуры, все уколы и горькие лекарства – все она с ним, с лаской, с теплотой такой, и вот малыш-то ваш и выкарабкался. Вон как расцвел!
Естественно, после такого рассказа нам захотелось найти эту нянечку. Мы навели справки в Доме ребенка, нам дали её телефон и вот мы уже у неё в гостях в крохотной квартирке-«хрущевке».
Галина Валентиновна оказалась пожилой энергичной женщиной, с плавной речью и живыми глазами. Во всех её высказываниях не было какой-то глубокой психологии или богословия – только мудрость Большого сердца.
– Вы первые, кто меня нашел. 25 лет работаю в Доме ребенка, а впервые могу встретиться с тем, кого выкармливала из бутылочки. Да, повезло Кирюше с вами, повезло.
Галина Валентиновна неторопливо наливает чай и рассказывает:
– В Дом ребенка я устроилась только потому, что он – рядом с домом. А началось все с того, что я родила ребенка-инвалида. «Дурачка», как называли его бабки у подъезда. Кособокенький, маленький, глупенький, он из тех детей, которыми никогда не будешь гордиться. Умственно отсталый. Все советовали его «сдать». Родить еще, здорового. Я и сходила в Дом ребенка посмотреть, как там и что. Тогда это еще можно было, пускали всех. И поняла, что я не хочу, чтобы мой ребенок, моя плоть и кровь, лежал и смотрел в потолок. Один.
Естественно, я, как и многие мамашки детей-инвалидов «истерила», обвиняла Бога, обвиняла мужа в бесчувственности. Мне казалось, что я одна на земле такая несчастная. Муж тоже страдал – но по-своему. По-мужски, молчаливо. Этого я тогда не понимала: что у каждого своя форма переживаний.
И родила я потом здоровую дочь, но и это не сделало меня счастливой. Мужа я довела своими упреками, и он ушел. Мужчинам же что главное – чтобы дом был кусочком рая последи ада. Местом, где ему не нужно было бы воевать.
И вот нужно было куда-то выходить на работу после второго декрета – и я вышла в Дом малютки. Зарплаты там у нянечек копеечные, свободные места всегда были.
В 90-е бандиты построили огромный храм около моего дома, и я все ходила туда с вопросом к батюшке: «Почему Бог так со мной? За что?». Батюшка досадливо покашливал, ничего вразумительного не отвечая. Тогда кто в попы-то шел, не больно образованные люди. Но от встречи с батюшкой мне было как-то спокойнее, в храме пахло чудом и каждый вторник я ходила туда на кружок – читать Библию, чтобы в конце прочтения каждой главы сказать, что в Бога я не верю. Говорила эту фразу и уходила.
Мне так хотелось этим православным испортить их благой идеал Бога, что я не пропускала ни одного занятия по Библии. И люди стали как-то уже даже меня ждать с моей фразой, при встрече здороваться и обниматься, у меня там завязались приятельские отношения, но Бог все также был далеко-далеко.
А на работе меня ждали молчаливые дети. Это дома ребенок вертится, смеется, агукает, икает, опять смеется. Плачет, когда ему скучно или больно. А в Доме ребенка они молчали. Привыкли, что на их плач никто не реагирует. И это было так. Но не потому, что мы, нянечки, какие-то бездушные люди. Нет. Просто физически не реально успокоить и утешить двадцать младенцев двум людям. Поэтому и приходилось детей подстраивать под эту молчаливую систему. Когда кричи – не кричи, не придут все равно. Кормление и смена подгузников – строго по расписанию.
А дома меня ждал мой умственно отсталый ребенок, мой «дурачок», который кое-как выучился говорить, стучать по кастрюлям, перебирать мои бусы и каждый раз кособоко ковылял мне навстречу, сияя улыбкой.
Я снимала обувь, сажала его на колени, прижималась губами к его макушке, которая так вкусно пахла, и замирала от счастья… Он тоже сидел неподвижно, сидел долго, не умом, а сердцем понимая, что вот прямо сейчас мама рядом с ним заряжается силой и радостью, а он сам – согревается в её любящих объятьях.
А на работе все те же молчаливые дети, которые спустя полгода как-то заставили биться моё замороженное сердце.
На занятия по Библии я теперь ходила с другой фразой: «Дети-сироты – это ваш персональный позор, православные». Мне пытались собирать памперсы, игрушки, одежду. Но наш Дом ребенка был городской, его прекрасно финансировали, была своя система спонсоров.
Детям нужны были родители. Дети умирали без родителей. В нашем Доме ребенка умирали от тоски абсолютно здоровые младенцы. Они словно знали, что никому не нужны и жить им незачем.
Мне ребенка не давали – в мою-то однушку, да с нищенской зарплатой. И тогда я поразмышляла: что еще я могу сделать для этих брошенных детей? А ничего. Просто выполнять свою работу честно. И если руководство посылало ребенка на лечение или обследование – я всегда ехала. Потому что пролеченного и обследованного ребенка быстрее заберут с семью.
Тут Галина Валентиновна прервалась и ласково погладила нашего сына по голове.
- А Кирюшка ваш, да. Он мой внучок. Я так его и называла. Я знала, что даже с неходячими ножками его заберут. Потому что он – свет. Как и мой больной ребенок всю жизнь для меня был и остается светом. Мне потом батюшка сказал, что святой Иоанн Крондштадский советовал: «Когда тебе плохо – иди к тому, кому еще хуже». Вот и весь совет. Для всех несчастных людей. Замерзает душа наполовину от боли – иди к тому, который почти до пяток промерз. Начнешь для другого чего-то делать – и в действии-то и согреешься!
И никогда не нужно на себя брать роль Бога. Никогда – решать кто и чего достоин. Пришла к нам как-то в детский дом маленькая лохматая женщина и говорит: «Дайте мне самого больного ребенка. Потому что здорового я не заслуживаю». Директор посмотрела на нее и говорит – да разве такая странная сможет вырастить ребенка? И отказала ей. А та в прокуратуру письмо написала. Оказалось, что эта худенькая 45-летняя женщина – талантливая педагог, которая всю жизнь работала с даунами, успешно с ними занималась, обучала речи, различным навыкам, устраивала на работу. А мы-то по внешности судили. Она потом несколько больных детей усыновила и выходила их, вырастила таких красавцев-парней. Мне внучки показывали в интернете.
Так что всегда, когда приходит пара на знакомство с ребенком, то выходит наш врач Дома ребенка, озвучивает все диагнозы ребенка и самый плохой прогноз по здоровью. Потому что люди должны быть предупреждены, чтобы не возвращали потом детей. И потом врач уходит и оставляет женщину подумать немного. Тогда я остаюсь рядом с женщиной, которая задумчиво смотрит на сироту и говорю: «Ты сердце слушай. Оно никогда не обманет. Легко не будет – это точно, но в жизни появляется полнота, когда идешь по дороге жертвенной любви».
Потом Ольга с Алексеем в благодарность поставили пластиковые окна в «хрущевке» Галины Валентиновны. Они смотрели, как сияют новенькие окна, а женщина в окнах неторопливо собирается на свой «кружок Библии», который никогда не пропускает. Они смотрели, вдвоём обнимая своего спящего сына, понимая, что никто и никогда не сможет сполна воздать за всю доброту и мудрость этой женщины.
Только Господь.
Согласно закону о тайне усыновлении имена героев этой реальной истории изменены. Мы сохранили только имя няни из детского дома – Галины, чтобы на Литургии вы помолились о ней, а также помянули в молитве тысячи сирот, лишенных спасительного тепла и любви родителей. Да покроет их Богородица Пресвятым омофором и поможет обрести семью!
Елена Янковская
